Стареют не только от прожитых лет от горьких ошибок безжалостных бед

Читать стих поэта Юлия Друнина — Стареют не только от прожитых лет на сайте РуСтих: лучшие, красивые стихотворения русских и зарубежных поэтов классиков о любви, природе, жизни, Родине для детей и взрослых.

Юлия Друнина

Стареют не только от прожитых лет

Текст книги «Полынь: Стихотворения и поэмы»

Автор книги: Юлия Друнина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

«Стареют не только от прожитых лет…»

 

Стареют не только от прожитых лет —
От горьких ошибок, безжалостных бед.
Как сердце сжимается, сердце болит
От мелких уколов, глубоких обид!
Что сердце! – порою металл устает,
И рушится мост – за пролетом пролет…

 
 Пусть часто себе я давала зарок
Быть выше волнений, сильнее тревог.
Сто раз я давала бесстрастья обет,
Сто раз отвечало мне сердце: «О нет!
Я так не умею, я так не хочу,
Я честной монетой за все заплачу…»

 
 Когда слишком рано уходят во тьму,
Мы в скорби и гневе твердим «почему?»
А все очень просто – металл устает,
И рушится мост – за пролетом пролет…

«Полжизни мы теряем из-за спешки…»

 

Полжизни мы теряем из-за спешки,
Спеша, не замечаем мы подчас
Ни лужицы на шляпке сыроежки,
Ни боли в глубине любимых глаз.
И лишь, как говорится, на закате,
Средь суеты, в плену успеха, вдруг
Тебя безжалостно за горло схватит
Холодными ручищами испуг:
Жил на бегу, за призраком в погоне,
В сетях забот и неотложных дел,
А может, главное и проворонил,
А может, главное и проглядел…

«Запорола сердце, как мотор…»

 

Запорола сердце, как мотор
В нем все чаще, чаще перебои…
До каких же, в самом деле, пор
Брать мне каждый сантиметр с бою?..

 
 Ничего! Кто выжил на войне,
Тот уже не сдастся на «гражданке»!

 
 С нестерпимым грохотом по мне
Проползают годы, словно танки…

«Старая лента – обугленный лес…»

 

Старая лента – обугленный лес.
Юный Алейников, юный Бернес.
Дочь говорит: «Примитив!»
Может быть, правда в словах этих есть,
Только отвага, и верность, и честь —
Непреходящий мотив.
Их проявила на пленке война…
Как надоели мне полутона —
Словно боимся мы сильных страстей
Так, как боятся незваных гостей…

 
 Старая лента – обугленный лес,
«Темную ночь» напевает Бернес.
Ах, как волнует нехитрый мотив,
Как покоряет сердца «примитив»!

ОСТРОВ ДЕТСТВА

 

Никитские ворота… Вновь влечет
Меня в кварталы старые упорно.
Еще он жив – мой скромный старичок —
Малюсенький кинотеатр «Повторный».
Когда-то был весьма известен он,
И «вся Москва» толпилась в душном зале.
Его шикарно звали «Унион»,
И мы туда с уроков убегали.
Сбегал министр юстиции Кравцов —
В те дни мой одноклассник молчаливый.
Обычный рост, обычное лицо —
Как предсказать его судьбу могли вы?
Борис был самым тихим из ребят,
Казался робким увальнем порою…
В войну огонь он вызвал на себя
И получил юнцом звезду Героя…
А поэтесса Друнина тогда
Считалась в школе попросту тупицей…
Когда б вернуться в прошлые года,
Я «на отлично» стала бы учиться!
…Опять глазам и сердцу горячо,
Вновь слышу пенье пионерских горнов.
Как хорошо, что жив мой старичок —
Кинотеатр по имени «Повторный»,
Что милый остров детства не снесли,
Хоть город наш «коробками» усеян.
Сажусь за руль, рванулись «Жигули»
От памятника Гоголю к бассейну.
(Безлик сей Гоголь.
Прежний [4]4

  Скульптура Н. А. Андреева.

[Закрыть]

спрятан в дворик,
Кто объяснит, зачем и почему?
Пускай здесь разбирается историк —
Я трансплантаций этих не пойму.
Зачем и Пушкина тревожить было надо? —
Венчал Москву, в раздумья погружен…
Перенесли!
Теперь перед громадой из стали и стекла
                                                                   томится он…)
Бассейн – здесь храм Спасителя стоял,
Воздвигнутый еще во время оно
В честь воинов, в честь тех, кто преподал
Урок надменному Наполеону.
О, как была оскорблена Расея,
Когда святыню превратили в пшик!—
Густой туман клубится над бассейном,
А в том тумане кирасира лик…
Опять глазам и сердцу горячо,
Вновь слышу пенье пионерских горнов.
Как хорошо, что жив мой старичок —
Малюсенький кинотеатр «Повторный»!

НЕТ ПОКЛОННОЙ ГОРЫ…

 

Нет Поклонной горы, ее срыли… Ночами.
В котлован, где бульдозеры спят.
Собираются мертвые однополчане —
Миллионы убитых солдат.
Миллионы на марше, за ротою рота.
Голоса в шуме ветра слышны:
«Почему, отчего
Так безжалостен кто-то
К ветеранам Великой войны?
Дайте, люди, погибшим за родину слово,
Чутко вслушайтесь в гневную речь.
Почему, отчего
Убивают нас снова —
Беспощаден бездарности меч.
Громче бейте в набат, наши деды и внуки —
Знаем, вы заступились за нас.
Оттолкните от мрамора жадные руки!—
Иль ушло Благородство в запас?..»
Собираются мертвые однополчане
В котлован, где бульдозеры спят.
Нет Поклонной горы.
Но взывают ночами
К нам миллионы убитых солдат.

ПРИВИЛЕГИЯ КОММУНИСТА

 

Там, в окопах сырых и мглистых,
Где косила людей война,
Привилегия коммуниста,
Как известно, была одна:
Штык к винтовке примкнув умело,
По команде: «За мной! Вперед!»
Первым бросить на бруствер тело
И последним уйти в санвзвод.

 
 Разве небо сегодня чисто,
И легко ли живет страна?..
Привилегия коммуниста
И сейчас у него одна:
При ЧП – обвалилось зданье,
Или пламенем цех объят,
Первым броситься
К тем, кто ранен,
И последним уйти назад.

 
 Было всяко в горячке буден,
Ошибались не раз, не два…
Только Правду
Скрывать не будем,
Правдой
Партия и жива.
Если кто-то
Забыл про это,
Значит, он
Позабыл про честь…
В красной корочке партбилета
Революции отсвет есть.
Привилегия коммуниста
И сейчас у него одна.

 
 Снова в ленинский голос чистый
Чутко вслушивается страна.

ПОЛЫНЬ
(Триптих)

I

 

Этой темы касаться – словно раны кровавой.
Но молчать не положено мне:
Я о тех, что пока не обласканы славой,
Хоть сражались в библейской войне.
Нет страшней, чем с невидимой смертью бороться,
Заслоняя планету собой…
Пляшут, вырвавшись, атомы – злые уродцы,
Но пожарные приняли бой.
Нет, не все измеряется лишь орденами,
Хоть, должно быть, отыщут и вас ордена.
Вижу, встав на колено, солдатское знамя
Преклоняет пред вами страна.
Все пред вами в долгу, и до самого гроба…
Выйду в степь, в раскаленную синь —
Я не ведала ране, что словом «чернобыль»
Называли славяне полынь..

2

 

Этой темы касаться – словно раны кровавой.
Но покоя, смолчав, не найду.
Я о тех, что умчались машинною лавой,
Землякам не сказав про беду.
Я о черных, бесшумных, лихих лимузинах,
Что рвались, как безумные, в тыл.
Да, о тех, кто детей беззащитных покинул,
А себя вечным срамом покрыл.
Да, о тех, кто покрыл себя вечным позором,
Их услышать хочу имена.
И еще я о нечисти – о мародерах,
Тех, кого проклинает страна.
Тех, кто словно на совести черные пятна,
Тех, кто беженцев грабил дома.
Как такое случится могло? Непонятно!
От подобного сходят с ума…

3

 

Не важно, кто первый на кнопку нажмет…
О, бедной планеты обугленный рот!
Кричит: «Что творите вы, люди, со мной?
Поймите, земляне, мы в связке одной!
Нам вместе лететь в термоядерный ад.
Закрою глаза – океаны кипят.
Есть время – пока что! Но время не ждет…
Сегодня в Припяти тронулся лед.
Чернобыль, Чернобыль – вселенская боль!
Чернобыль – за души ослепшие бой:
Неужто меня не прикрыл ты собой,
О пленники горькой юдоли земной,
Мы спаены вместе, мы в связке одной!
Не важно, кто первый на кнопку нажмет!»

 
 О, бедной планеты обугленный рот!

«Когда нажмет на эту кнопку палец…»

 

Когда нажмет на эту кнопку палец —
Сигнал к началу атомной войны —
Конечно же, земляне, мы пропали,
Коль в списки «избранных» не включены.
А «избранному» надо по тревоге
Спасать свою и домочадцев жизнь:
Себя взять в руки,
После – руки в ноги,
И в бункера галопом понестись.
Предав сограждан,
Жить в норе бетонной —
Элита, шкуры, супермены, тли.
И слышать в душных сновиденьях стоны —
Последнее проклятие Земли.

«И куда нам теперь деваться…»

 

И куда нам теперь деваться,
Где нам спрятаться, где спастись?
Мы заложники атомных станций,
Рваный рубль стоит наша жизнь.

 
 Для чего, да и с кем нам бороться?
Нету воли, нет веры, нет сил.
Нас бесшумный сапожек горца
Равнодушно к земле придавил…

 
 И поэтому, может статься,
Даже лучше для нас, что мы
Лишь заложники атомных станций,
Дети ядерной Колымы…

«О, Россия! С нелегкой судьбою страна…»

 

О, Россия! С нелегкой судьбою страна…
У меня ты, Россия, как сердце, одна.
Я и другу скажу, я скажу и врагу —
Без тебя, как без сердца, прожить не смогу…

ВСЕ СТОНУТ НА ЕДИНОМ ЯЗЫКЕ…

«Испания! Уходят за кордоны…»

 

Испания! Уходят за кордоны
Последние бойцы интербригад.
На мостовых притихшей Барселоны
Их башмаки тяжелые стучат…
Испания! Вот-вот за поворотом
Они простятся навсегда с тобой…
Идут антифашисты, дон-кихоты…
Проигран бой? —
Нет, не проигран бой,
Пока кусочек киноленты старой
Так больно душу обжигает мне…

 
 Мы отомстили за Гвадалахару,
Мадрид, Уэску на большой войне.
Швыряли мы фашистские знамена,
Когда Победа вышла на парад —
На них смотрели взглядом воспаленным
Последние бойцы интербригад…

МОЛОДОСТЬ РЕВОЛЮЦИИ

 

Пальчики в маникюре
Гладят щеку нагана —
Такой я тебя видала,
Юность земли, Гавана!
Мимо трибун проходят
Шагом солдатским, спорым
Хрупкие сеньориты,
Тоненькие сеньоры.
То молодость революции
Военным идет парадом.
…Не так ли и наши матери
С мужьями, с отцами рядом
В двадцатом году шагали
Гордым голодным городом?..
Барбудос идут, барбудос!
Ветер взвивает бороды.
Шутят, поют трибуны.
Сев на скамейке с нами.
Молоденькие министры,
Смеясь, болтают ногами:
Юные ветераны.
Цвет революции Кубы —
Сколько рубцов у каждого
Под гимнастеркой грубой!
Дождика редкие нити
В воздухе заблестели,
Хором: «Плащом накройся!»
Люди кричат Фиделю.
Приходится покориться —
Его бережет Гавана.
Премьер (он похож на доброго
Смущенного великана)
Смеется – сверкают зубы,
И люди вокруг смеются.
…Вот ты какая! Здравствуй,
Молодость революции!

ПАМЯТИ ЭРНЕСТО ЧЕ ГЕВАРА

 

В далекой Боливии где-то,
В гористом безвестном краю
Министра с душою поэта
Убили в неравном бою.
Молчат партизанские пушки,
Клубятся туманы – не дым.
В скалистой угрюмой ловушке
Лежит он с отрядом своим.
Лениво ползут по ущелью
Холодные пальцы луны…
Он знал – умирать не в постели
Министры совсем не должны.
Но все свои прерогативы
Кому-то другому отдал,
И верю, что умер счастливый,
Той смертью, которой желал.
Гудит над вершинами ветер,
Сверкает нетающий снег…
Такое случилось на свете
В наш трезвый, рассудочный век.
Такое, такое, такое,
Что вот уже несколько дней
Не знают ни сна ни покоя
Мальчишки державы моей.
В далекой Боливии где-то,
В каком-то безвестном краю
Министра с душою поэта
Убили в неравном бою.

В ЗАПАДНОМ БЕРЛИНЕ

 

Он строен, хотя седоват,—
Мальчишкой прошел по войне,
Прошел как окопный солдат,
Но только… на той стороне

 
 Он выучил русский в плену,
На Память читает стихи.
С себя не снимает вину
За те – фронтовые – грехи.

 
 Да, много воды утекло!
Он вроде другой человек…
Сверкает неон и стекло.
Блистателен атомный век.

 
 Мой спутник галантен и мил.
Внимательность в умных глазах…
Так вот кто едва не убил
Меня в подмосковных лесах.

 
 Молчим. У рейхстага стоим,
Не знаю, минуту иль час.
Не знаю, туман или дым
Сгущается около нас.

 
 Не знаю я – если опять
Рванется лавина огня,
Откажется, нет ли стрелять
Галантный филолог в меня…

ТЕРРОМОТО – ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ

 

Я это слово грозное вчера
В «Паэзе сера» встретила впервые —
Я, женщина, которую «сестра»
Звала Россия в годы фронтовые.
Я дочь войны, я крови не боюсь —
Веками кровью умывалась Русь…
Сицилия! Тревожные костры
И беженцев измученные лица.
Стон раненых… И сердце медсестры
Во мне больнее начинает биться.
Стон раненых. Он всем понятен сразу,
Все стонут на едином языке —
В горах Сицилии, в горах Кавказа,
С винтовкой иль с мотыгою в руке.
Сицилия! Прекрасен и суров
Твой лик, преображенный терромото.
А в небе – шпаги двух прожекторов,
А на земле – карабинеров роты.
Как на войне… И нет лимонных рощ,
И гаснет южное великолепье.
И кажется, что наш, расейский, дождь
По кактусам и мандаринам лепит…

ГОЛОС МЕХИКО

 

Умоляем, умоляем – тише!
Может, мы еще услышим стон
Человека, что покуда дышит,
Заживо в руины погребен.
Ногти в кровь. Опухшими руками,
Днем и ночью, на пределе сил
Разбираем мы за камнем камень
Братских, дышащих еще могил.
Здесь страшней, чем там, где свищут пули,
Но главою город не поник —
Очереди в донорские пункты,
Дети, повзрослевшие за миг.
Не одни мы – дружбы чистым светом
В горе горьком осенило нас:
Добровольцы, рыцари планеты,
Стали рядом в этот страшный час.
Ногти – в кровь. Опухшими руками,
Днем и ночью, на пределе сил
Разбираем мы за камнем камень
Братских, дышащих еще могил…

«Я в далеких краях побыла…»

 

Я в далеких краях побыла,
Как солдат, как газетчик, как гость.
Помнишь Сент-Женевьев де Буа —
Под Парижем российский погост?
Сколько там, в равнодушной земле,
Потерявших Отчизну лежит!
В каждом сердце, на каждом челе
Как клеймо запеклось – «апатрид» [5]5

  Не имеющий гражданства.

[Закрыть]

.
Знаю, были их дни нелегки,
Куплен хлеб дорогою ценой.
Знаю, были они бедняки,
Хоть нажил миллионы иной.
Бродят близкие возле оград,
В их глазах безнадежный вопрос.
О, пронзительный волжский закат,
О, застенчивость брянских берез!
Что ж, и нам суждено провожать —
Перед смертью бессилен любой.
Потеряешь когда-нибудь мать,
Удержать не сумеешь любовь…
Но опять захохочут ручьи,
Брызнет солнце в положенный час.
Знаешь, все-таки мы – богачи:
Есть Отчизна – Россия – у нас.
Отними ее – ты бы зачах,
Отними ее – мне бы конец…
Слышу я в заграничных ночах
Перестук эмигрантских сердец…

«Старуха, ровесница века…»

 

Старуха, ровесница века,
В одну из торжественных дат
Сидит в помещении жэка —
Впервые пришла на доклад.

 
 Раздумье в слезящемся взоре,
Глубоко вздыхает она
О том, что в стране Сальвадоре
Сейчас полыхает война.

 
 Сном вечным солдатским почили
Три сына старухи подряд…
Потом о стране Кампучии
Соседи вокруг говорят.

 
 Подкована бабка не очень.
Про страны те слышит впервой.
Но помнит горящие ночи
Далекой второй мировой.

 
 Она вот осталась на свете,
А мальчиков – мальчиков нет…
Глаза обжигает ей ветер
Дымящихся огненных лет.

«АФГАНЦЫ»

 

Мне мальчики эти, как братья,
Хоть молоды даже в сыны.
Пусть я не бывала в Герате,
Они не видали Десны,
Где гибли десантные лодки
И, словно в мучительном сне.
Качались, качались пилотки
На красной, соленой волне…
Едва ли сумеют другие,
Не знавшие лика войны.
Понять, что теперь ностальгией
И вы безнадежно больны —
Что будете помнить отныне
Не только ущелий тиски,
А то, как делили в пустыне
Воды горьковатой глотки.
В Зарядье, в Кузьминках, на Пресне
Война постучится к вам в дверь,
И может, покажется пресной
Вам жизнь на «гражданке» теперь.
Забудется ль солнце Герата,
Чужая родная страна?..
Острей, чем вода,
Для солдата
Уверенность в друге нужна.
Житейские ссоры-раздоры
Ничтожными кажутся мне…
Грохочут афганские горы,
Пилотки плывут на Десне…

«Как больно мне…»

 

Как больно мне
Мысленным взглядом
Увидеть в Карибской дали
Жемчужину,
                       крошку,
                                       Гренаду —
Слезинку на лике Земли.

 
 Смахнуть ее было так просто
Забывшей о чести стране…
И сердца пылающий остров
Грохочет от гнева во мне…

 
 Как сладко, как больно, как любо
Увидеть в Карибской дали
Другую жемчужину —
                                       Кубу:
Улыбку на лике земли.

ТАИНСТВЕННЫЙ МИР ЯНОМАМИ

Между Венесуэлой и Бразилией, в недоступных горах Сурукуку, в полной изоляции от остального мира, живет индейское племя Яномами.

 

Из джунглей, закрытых горами,
Из глуби кристальных озер
Таинственный мир Яномами
Мне смуглые руки простер.

 
 Бананы, табак, авокадо,
Сплошные, как стены, дожди.
Здесь племенем правят, как надо.
Одетые в перья вожди.

 
 Затерянный мир Сурукуку,
Тропический девственный сад…
Мужчины стреляют из лука,
А женщины рыбу коптят.

 
 Здесь святы понятия чести —
Индейцы обетам верны.
Не знают ни лести, ни мести,
Красивы законы войны.

 
 Подумаешь – копья и стрелы!
К тому же в открытом бою…
Когда б они знали про белых,
Что землю взрывают свою!

 
 Про братьев своих бледнолицых
Им лучше б вовеки не знать…
Сегодня железные птицы
Кружились над сельвой опять.

 
 Тростник, маниока, бататы
Цвели, погруженные в сон…
И недра, на горе, богаты —
Поэтому рай обречен.

 
 Проклятое время сурово —
Прощай, затянувшийся пир!
Бульдозеры с вонью и ревом
Ворвутся в затерянный мир…

ФУТБОЛ

 

Раньше в матч я, признаться, бывало,
Выключала приемник, ворча:
«Жаль, что страсти такого накала
Разгорелись вокруг… мяча!»
Но, попав в Лужники случайно,
«Заболела» я в тот же день,
С уваженьем постигнув тайну,
Украшающую людей:
В сердце взрослого человека
Скрыт ребячий волшебный мир,
А футбол – это детство века,
Это рыцарский наш турнир.
Здесь прекрасны законы чести,
Здесь красив благородный бой,
Каждый рад быть в опасном месте,
Каждый жертвовать рад собой.
Здесь сопернику крепко руку
Побежденный с улыбкой жмет —
В том товарищества наука
И достоинства высший взлет!
…Всплески флагов. Свисток арбитра.
И трибун штормовой прибой.
Это – лучшая в мире битва
И гуманнейший в мире бой.
О, как были бы мы спокойны.
Как прекрасна была бы жизнь,
Если б все на планете войны
На футбольных полях велись!

«И надежда царя, и оплоты веры…»

 

И надежда царя, и оплоты веры —
Неподкупная сталь штыков!—
Презирали армейские офицеры
Жандармерию и шпиков.

 
 Справедливости здесь не ищи, бесспорно
Что поделаешь, как-никак,
Должен кто-то работать на живодерне
И бродячих ловить собак…

«ДОБРЫЙ ДЯДЮШКА»

 

Трудно верить, но это было:
Каждый раз, когда шли на смерть,
Тупо целился нам в затылок
«Ангел смерти»– товарищ СМЕРШ [6]6

  Сокращенно от «Смерть шпионам» – советская контрразведка, непосредственно подчинявшаяся Сталину.

[Закрыть]

Здесь бессилен мой бедный разум:
Ведь на мушке держали нас
Наши братья – рабы приказа [7]7

  Приказ Сталина № 227 об образовании заградотрядов, обязанных стрелять по отступающим бойцам.

[Закрыть]

,
А преступен был тот приказ…
Все же, даже тогда, поверьте.
Были те, кто в своих – не мог!
От греха откупались смертью,
Слали пулю себе в висок…
Я не знала тогда об этом,
Но сегодня не подаю
Руку «другу», что с пистолетом
Из укрытья следил в бою
За тобою, солдат, за мною:
Сделал в сторону шаг – хана…
Страшно вспомнить, какой ценою
В СМЕРШ платили за ордена…
После, в органах, в самых лучших
Вновь он целился, как в войну…
А когда разогнали тучи,
Позабыли его вину.
Дачка. Пенсия – все законно.
Чтоб без «стука» не заскучать,
В карцер черного телефона
Заключил он жену и мать.
Все прокручивает кассеты,
Сладко жмурясь, как хитрый кот.
Вновь при деле.
Сомнений нету:
Он – сверхпламенный патриот!
И кому это нынче надо:
Слушать женскую трескотню?
Но без ада
Нет жизни гаду,
Оправдания нету дню,
Дню, когда не подловит друга,
Не обманет подругу он.
И шипит, и хрипит с испуга
Бедолага-магнитофон…
Знаю, что на этапах, в БУРах,
А во время войны – в бою
Было много чекистов хмурых.
Не теряющих честь свою.
Им казался их долг мученьем,
Как стеснялись своих наград!..

 
 Добрый дедушка в час вечерний
Из детсада ведет внучат.

АРМЕНИЯ В ДЕКАБРЕ
(Триптих)

1

 

Этот город, что до слез меня потряс
Черными кругами возле глаз
Юных вдов, и мужеством сирот,
И достоинством, что нам недостает:
Всё мы плачемся, все кажется не так…
Был в мгновенье стерт с земли Спитак,
Погрузив Армению во мрак.
Замурованные заживо – молчат,
Кончился для них, должно быть, ад…
А старушечка (чем дышит – видит бог),
У которой четверо в завалах,
«Ты не простудился бы, сынок!» —
Ласково спасателю сказала…

2

 

Не уснуть. На сердце тяжкий камень.
На душе невыносимый груз.
Замело Армению снегами —
И уже я в горы не прорвусь.
Не прорвусь в палатки продувные,
Чтоб людей измученных обнять…
Слышу, слышу ваши позывные:
«Помоги в беде, Россия-мать!»
Ты уже спасла, кого сумела,
В самый первый, самый страшный час.
Но должны мы этой ночью белой
Знать, что помнит Родина о нас.
Этой ночью, белой от метели,
Этой ночью, черной от тоски,
Как бы мы почувствовать хотели
Теплоту протянутой руки!

3

 

Бог войны громыхает,
Проходя Ереваном.
Смотрит Ленин на пушки
С выражением странным.

 
 Как живется вам, танки,
В этой грустной столице? —
Зачехленные пушки,
Зачехленные лица.

 
 Что, что все это значит?
Карабах… Сумгаит…
Площадь Ленина плачет
И зубами скрипит…

ЗВЕЗДОЧКА
(Поэма)

Памяти Саманты

I

 

Когда о гибели ребенка
Вдруг дикторский поведал глас,
Казалось, будто «похоронка»
С полей войны догнала нас.

 
 По небосводу в черных тучах,
Под взглядом злых и добрых глаз,
Саманта, звездочкой падучей
Ты над планетой пронеслась.

 
 Умна, прелестна, необычна.
Душой и обликом светла.
Такой, наверно, Беатриче,
Такой Джульетта быть могла.

 
 Но не о юношах влюбленных
Головка грезила твоя —
Ты размышляла о законах
И беззаконьях бытия.

 
 От взрывов вздрагивали звезды
И лазерный метался меч.
Саманта верила – не поздно
Земную колыбель сберечь.

 
 Все выше ненависти башня.
Непонимания стена.
Но мы союзников вчерашних
Не забываем имена!

2

 

Плачет мрамор, нахмурилось небо…
Здесь, Саманта, во время войны
Бились асы «Нормандия – Неман» —
Дон-Кихоты союзной страны.

 
 Не сиделось тем рыцарям дома —
А могли отсидеться вполне…
Спят комэска, ведущий, ведомый
И Нормандию видят во сне.

 
 Обелиски застыли сурово,
Охраняя усталых солдат.
Стиснув пальцы, французские вдовы
Рядом с русскими молча стоят.

3

 

Нет, ничего забыть мы не смогли!
Саманта, вижу, лишь глаза прикрою,
С оружьем и продуктами конвои —
Они из Англии и Штатов шли.
Дымились раненые корабли,
Дышали копотью пороховою.

 
 Лишь фронтовик, обстрелянный солдат,
Лишь человек, войною обожженный.
Мог до конца понять, как через ад —
Торпедный ад – к нам пробивались «джоны».

 
 «Иваны», «фрицы», «джоны»– на войне
Солдаты так друг друга «величали».
К одним вскипала ненависть в огне,
С другими обнимались на причале.

 
 И в самый горький – первый год войны,
И кровью истекая в сорок третьем,
Мы знали – выдюжим! Но даже дети
Про фронт второй тогда видали сны.

 
 Ну, а пока с восторгом корабли
Встречали мы, что к нам пробились с боем.
…Союзник мой! В другом конце земли
Ты помнишь, как гордились мы тобою?

 
 И где сейчас ушастый юнга Джон?
Его спасла тогда кровь новгородца…
Что делает в своем Техасе он,
И хорошо ль ушастику живется?

 
 Он рассказать об очень многом мог,
Саманта, если б встретился с тобою —
Крещенный боем, освященный боем
Моряк с протезами обеих ног…

 
 Потом из пепла встали города,
Вздохнули люди на земле спокойно.
Но за морями кто-то и тогда
Уже подумывал о «звездных войнах»…

4

 

Миллионы убитых солдат,
Ветеранов великой войны,
Встали в строй, возвратились назад,
Потому что приказу верны,
Потому что их внуки кричат,
Видя ночью нейтронные сны.

 
 Миллионы убитых солдат
Вопрошают живых: «Как же так?
Или не был повержен рейхстаг?
Иль приснился победный парад?
Как же так? Как же так? Как же так?..»

5

 

Дитя Америки хотело
Земную колыбель спасти.
Дитя погибло… Но успело
Умы и души потрясти.

 
 Пускай дрожат от взрывов звезды,
Пусть лазерный крадется меч —
Мы тоже верим, что не поздно
Земную колыбель сберечь.

 
 Брать на испуг наивно русских.
На том стояли и стоим!
Стоим, протягивая руки,
Саманта, всем друзьям твоим!